Он обещал, что поедем вдвоём. Но поехал с бывшей тёщей

— Весной, Марин, махнём вдвоём. Там сосны, воздух. Червяков накопаем сколько хочешь.

Он сказал это просто. Между салатом и пирожком. Будто самое обычное дело — звать женщину копать червей.

Он обещал, что поедем вдвоём. Но поехал с бывшей тёщей
Когда соседка прислала фото, где он копает грядки с бывшей тёщей, я не плакала. Я нашла свою землю

Марина улыбнулась. Не от червяков. От слова «вдвоём». Оно звучало музыкой после четырех лет одиночества в двухкомнатной квартире.

— Я не очень-то разбираюсь в дачных делах.

— А чего там разбираться? Клубнику сажала?

— Давно. Ещё когда Костя маленький был.

— Вот и хорошо. Руки вспомнят.

Потом она стояла в «Галамарте» полчаса у резиновых сапог. Синие с цветочками или зелёные с лягушками? Взяла с лягушками. Он бы оценил.

В отделе «Семена» выбирала редиску. Продавщица посоветовала сорт «Ранняя». Марина кивнула. Ранняя — значит быстрая. Как её решение поехать с едва знакомым Виктором на дачу. Пятое свидание — и уже сосны, грядки, вечер у костра.

Сыну не рассказывала. Костя в Питере третий год. С тех пор, как ушёл от Аллы к «чуть помоложе и поживее», как он сам выразился, звонил редко. Но если б узнал — сказал бы: «Мам, ты опять веришь».

Да, верила. В «вдвоём».

Светка с пятого этажа, встретив у лифта, оглядела Марину с ног до головы.

— Ты прям светишься. Неужто кавалер завёлся?

— Поеду на дачу. Весна же.

— Одна? — Светка сощурилась.

— Нет.

Больше Марина ничего не сказала. Но внутри разливалось тепло. «Нет. Не одна». Впервые за долгое время.

Она сварила борщ в большую кастрюлю. Половину — в термос. Пусть знает, что женщина — не только сапоги с лягушками, но и борщ домашний.

Виктор должен был заехать в восемь утра. «Рано выедем — пробок не будет», — говорил. Марина встала в шесть. Варёные яйца, бутерброды, плавленый сыр. Всё, как он любил.

— Как в школьный поход собираюсь, — сказала она своему отражению и подмигнула.

Отражение ответило морщинками у глаз, но взгляд был молодой. Почти девчачий.

Когда не отвечают — значит уже решили

7:30. Термос закрыт, сумка собрана. Сапоги у двери.

8:15. Всё готово. Телефон молчит.

8:40. Марина набрала его номер. Гудки. Длинные, как вагоны пустой электрички.

9:10. «Возможно, он просто проспал. Или машина не завелась».

9:40. Звонок от Светки:

— Маринка, ты сидишь?

— Да. Жду вот… Что случилось?

— Виктор твой поехал. Только не с тобой.

Марина замерла. Даже не спросила, откуда Светка знает. Все соседи всегда всё знали.

— У Лидки брат на соседней даче сидит. Прислал фото. Смотри, кидаю.

Пришло сообщение. На фото Виктор в синей куртке, рядом женщина в резинке на голове — волосы стянуты, и ещё одна, постарше, с табуретом в руках. Подпись: «Весна начинается с семьи».

— Это его бывшая. И её мать, — пояснила Светка. — Видела их как-то на родительском дне у внучки.

Марина моргала, глядя на экран. Внутри было пусто, как в банке из-под огурцов, которую помыли и поставили сушиться.

— Ты чего молчишь?

— А что говорить?

— Ну, напиши ему! Позвони! Спроси, какого лешего!

— Зачем? — Марина усмехнулась. — Он не перепутал. Он выбрал.

Она положила телефон на стол. Посмотрела на собранную сумку. На сапоги с лягушками. На термос с борщом.

Светка всё говорила, говорила, но Марина уже не слушала. Она открыла форточку. Весенний воздух ворвался в кухню, холодный и свежий. В нём не было запаха предательства. Только запах талой земли и чего-то нового.

— Знаешь, Свет, я пойду. Дела у меня.

— Какие дела? Ты же на дачу собралась!

— И соберусь.

Два дня она не писала ему.

Не звонила. Просто ходила по квартире, перебирала книги, смотрела старые фотографии, где была ещё бабушкина дача. Маленькая, покосившаяся, с верандой и яблоней.

На третий день набрала номер Кости.

— Мам, я на совещании. Что случилось?

— Ключи от бабушкиной дачи у тебя?

— От той развалюхи? Да они в серванте лежат, в шкатулке. Ты чего туда собралась?

— Весна, Костик. Хочется земли.

— Одна поедешь?

Марина помедлила.

— Да. Одна.

— Мам, там же всё заросло. Я даже не знаю, стоит ли домик ещё.

— Узнаем.

Она нашла ключи, взяла сапоги, села в электричку. Не туда, куда звал Виктор. На свою, старую дачу. Ту, что бабушка оставила, которую никто не трогал лет десять.

В вагоне было пусто. Марина смотрела в окно. Мелькали деревья, заборы, покосившиеся домики. Мысли плыли как облака — то собирались в тучу, то рассеивались.

«Почему с бывшей тёщей? Почему не предупредил? Почему не с ней?»

Потом вдруг стало легче. Как будто вопросы остались в вагоне, а она вышла на платформу.

Дачный поселок встретил тишиной. Только птицы перекликались. Калитка заскрипела, когда Марина толкнула её. Участок зарос. Сорняки, прошлогодняя трава — всё сплелось в непроходимый ковёр.

Домик стоял. Накренился чуть-чуть, но держался. Деревянный, выцветший, с облупившейся краской. Марина отперла дверь. Внутри пахло пылью и старыми досками.

— Здравствуй, — сказала она тихо. — Я вернулась.

Там не было ни воды, ни электричества, ни даже телефонной сети. Был старый плед в шкафу, засохший паук в углу, ромашки за забором и ветер, гуляющий сквозь щели.

— Не самый плохой состав, — сказала она вслух и улыбнулась впервые за три дня.

Потом нашла в сарае грабли. Начала чистить дорожку к дому. Сначала медленно, потом быстрее, в каком-то странном ритме, будто музыка звучала внутри.

К вечеру руки гудели, спина ныла, но дорожка была чистой. Марина сидела на крыльце, пила воду из пластиковой бутылки и смотрела на закат. В голове было пусто и легко.

«Вот она — свобода», — подумала она. — «Делать что хочешь. Без оглядки».

Стас с проволокой и честными глазами

На второй день приехал Стас. Сосед с верхнего этажа. Тихий, с вечно виноватым взглядом, который чинил соседкам утюги и чайники.

— Марина Николаевна? — удивился он, увидев её с тяпкой в руке. — Вы здесь откуда?

— Моя дача. Бабушкина. А ты?

— Я в детстве тут рядом жил. Иногда приезжаю, гуляю. Ностальгия.

Он мялся у калитки, не решаясь войти.

— Заходи, — кивнула Марина. — Только угостить нечем. Разве что водой из колодца.

— Я с термосом, — он показал на сумку. — Чай. И бутерброды есть.

Они сидели на крыльце, пили чай из крышек от термоса. Стас достал из кармана моток проволоки, начал что-то крутить.

— Что делаешь? — спросила Марина.

— Привычка. Я в радиокружке в школе занимался. Теперь вот, когда думаю — руки сами работают.

Марина смотрела, как ловко движутся его пальцы. Проволока гнулась, скручивалась. Получалась фигурка. Маленький человечек с лопатой.

— Это вам, — Стас протянул фигурку. — Садовница.

Марина взяла. Проволочная женщина казалась сильной, несмотря на хрупкость материала.

— Спасибо. Очень похоже.

Они помолчали. Потом Стас сказал:

— У меня с мамой такое было. Она всё ждала, что папа вернётся. А он ушёл к другой. Строил с ней планы, а сам уже решил по-другому.

Марина вскинула взгляд. Откуда он знает?

— Светлана рассказала, — объяснил Стас, заметив её замешательство. — Весь дом знает. Извините.

Она вздохнула.

— Ничего. Это не тайна. Просто глупость моя.

— Не глупость. Надежда.

— Которая не оправдалась.

Стас покачал головой.

— Знаете, я однажды маме сказал: «Ты сама себе подарок». Она не поняла тогда. А через год поблагодарила.

Марина смотрела, как закипает на костре чайник. Маленький, закопченный, найденный в сарае.

— А я вот думала — я кому-то программа. На уикенд. Удобная, простая. Борщ варит, на дачу едет.

— Если человек так думает, это его потеря. Не ваша.

Стас встал, прошёлся по участку. Посмотрел на заросшие грядки.

— Помочь вам тут расчистить?

— Зачем?

— Чтобы картошку посадить. Или цветы. Что захотите.

Марина усмехнулась.

— Думаешь, стоит?

— Конечно. Земля ждала вас столько лет. Дождалась.

И она вдруг поняла — он прав. Земля ждала. И дом ждал. И сама она ждала — только не Виктора с его пустыми обещаниями, а этого момента. Когда она сама решит, что сажать.

Сапоги на крючке и улыбка в кармане

Они работали до вечера. Стас принёс из соседнего дома лопату. Вдвоём расчистили небольшой участок под грядки.

— Завтра привезу навоз, — сказал он. — У меня знакомый на конюшне работает.

— Ты серьёзно решил мне помогать?

— Почему нет? Мне нравится.

Марина смотрела на его руки — сильные, в свежих царапинах от проволоки. На лицо — простое, открытое. И вдруг заметила, что он совсем не старый. Моложе Виктора. И совсем не такой, как тот — громкий, уверенный, всегда знающий, как правильно.

Стас был тихий. И настоящий.

Когда стемнело, он помог ей наносить воды, растопить маленькую печку в домике.

— Завтра я электричество подключу, — пообещал. — У меня знакомый в посёлке, электрик.

— У тебя все знакомые.

— Маленький мир, — улыбнулся он. — Жизнь длинная, связи прочные.

Она проводила его до калитки. Он обернулся:

— Марина, вы не думайте. Я не навязываюсь. Просто помочь хочу.

— Я знаю. Спасибо.

Когда он ушёл, она повесила сапоги с лягушками на гвоздь у двери. Пусть висят. Символ веры. И финала.

В воскресенье они вернулись в город на одной электричке. Марина купила себе пирожок. Один. Без дележа. Без «а ты будешь?». И съела с удовольствием, глядя в окно.

На подъезде к Москве Стас спросил:

— Когда снова поедете?

— Через неделю, наверное. Если погода будет.

— Тогда до встречи. Я обещаю привезти розетки и провода. И может, если получится — саженцы помидоров.

У подъезда она снова увидела его. С собакой на поводке — маленькой, вертлявой.

— Это Тишка, — представил он. — Мой сосед уехал, попросил погулять.

Собака обнюхала Маринины туфли, вильнула хвостом.

— Марина Николаевна, — вдруг серьезно сказал Стас. — А если вдруг опять поедете — возьмёте меня с собой? Я не ем борщ, но умею молчать. И гвозди забивать.

Она усмехнулась.

— Только если с лягушками.

— С лягушками?

— Это наш пароль. На удачу.

Вечером позвонил Виктор. Голос виноватый, объяснения путаные. Про бывшую тёщу, которая сломала ногу и некому помочь. Про то, что хотел предупредить, но телефон сел.

Марина слушала спокойно. Без злости. Даже с интересом — как он выкрутится.

— Я заеду завтра, — говорил он. — Всё объясню. Мы могли бы в следующие выходные…

— Виктор, — прервала она. — Я занята.

— Чем?

— Сажаю помидоры. С человеком, который не боится держать слово.

Повесила трубку. Посмотрела на проволочную фигурку садовницы на полке. Та, казалось, подмигнула ей.

«Ты сама себе подарок», — вспомнила Марина слова Стаса.

И впервые за долгое время это было правдой. Самым лучшим «мы», которое у неё было — оказалось «я сама». И, может быть, немного помощи от соседа с верхнего этажа.

А сапоги с лягушками обещали долгую и интересную весну.

***

Если вы когда-нибудь стояли перед выбором сапог, гадая «с лягушками или с цветочками?» — оставьте комментарий.

***

Источник