Квартиру я переписала на сына после мужа. Зачем тянуть?
Почему дети просят пожилых родителей покинуть дом
Ты же сама говорила — тебе уже ничего не нужно
Нож входил в сочную мякоть, оставляя за собой ровные полукружья. Третий пирог за неделю. Мишенька уплетает с корицей, а невестка Ира каждый раз фыркает про калории. Людмила позволила себе легкую улыбку. Пусть. Главное — внук доволен.
Дверца шкафа хлопнула, и на кухню вплыла Ира, окутанная сладким облаком духов.
— Людмила Николаевна, вы бы передохнули. — Она подцепила яблочный ломтик, надкусила и поморщилась. — Кислые какие.
— Для пирога в самый раз. — Людмила отложила нож. — Зачем мне отдыхать? Мне и так хорошо.
Ира прислонилась к холодильнику, скрестив руки. Новая кофточка искрилась блестками. Серёжа теперь неплохо зарабатывает.
— Вы же сами говорили — вам уже ничего не нужно. — Улыбка коснулась только губ. — Сменить обстановку полезно. Сколько вы никуда не выезжали? Лет десять?
Психологические причины: «восстановление семьи» и «обновление быта»
Людмила сгребла яблочные очистки в ладонь.
— Куда мне было ездить? Петя болел. Потом Серёжа с тобой разошёлся. Кто-то должен был присматривать за внуком, пока вы… выясняли отношения.
— Мы снова вместе. — Ира поправила безупречную укладку. — А вы всё готовите и готовите. Себя совсем не бережёте.
Людмила стряхнула очистки в мусор. В голосе невестки звенела новая нотка — решительная, холодная. Хотела спросить, к чему этот разговор, но Ира уже выпорхнула, оставив после себя дорогой аромат и смутную тревогу.
Вечером Серёжа долго возился в ванной. Шумела вода, шаркали тапки. Наконец он вышел — домашние штаны, растянутая футболка. Присел на край дивана, где она смотрела сериал. Выключил звук.
— Мам, поговорить надо.
Сердце сжалось. Людмила выпрямилась, сложила руки.
— Что-то случилось?
— Нет-нет. — Он потёр переносицу — совсем как Петя перед трудным разговором. — Просто мы с Ирой думаем… тебе бы отдохнуть немного. К Ларисе, может, съездишь? Вы ж с сестрой давно не виделись.
Людмила смотрела на сына, не узнавая. Её Серёжка. Они вместе пережили его развод, вместе растили Мишу, когда Ира укатила в Питер. А теперь он мнётся, прячет глаза.
— Зачем к Ларисе? У неё съёмная однушка.
— Ненадолго же. — Сергей встал, прошёлся. — Пойми, мам, мы с Ирой пытаемся… семью восстановить. Мишка скучает. А ты теперь на пенсии.
— На пенсии. — Она произнесла это слово, будто пробуя на вкус. — Значит, мешаю вашей семье?
— Кто говорит, что мешаешь? — Он наконец глянул в глаза, но как-то виновато. — Просто… ну, ты понимаешь.
В горле встал комок. Не обида — что-то глубже и горче. Как будто её, Людмилу Корнееву, внезапно перестали замечать. Превратили в предмет, который можно переставить.
— Понимаю. — Она кивнула. — Когда ехать?
— Не срочно. — Сергей заметно расслабился. — Может, на выходных?
Людмила смотрела на экран. Там беззвучно двигались люди — своя жизнь.
— Хорошо. На выходных.
Сын улыбнулся, чмокнул в висок.
— Вот и отлично. Я знал, что ты поймёшь. Ты всегда всё понимаешь.
Включил звук и вышел. В коридоре зашептался с Ирой: «нормально восприняла», «пока», «потом решим».
Юридические тонкости: дарение квартиры и последствия дарственной
Людмила разгладила складки на платье. Три месяца назад не стало Пети. Два — переоформила квартиру на сына. Зачем тянуть? Всё равно ему достанется. Месяц назад вернулась Ира — холёная, с новыми духами и прежними привычками.
А теперь она, Людмила, оказывается лишней. В собственной квартире. Где выхаживала мужа, растила сына, нянчила внука.
Она подошла к окну. В тёмном стекле отражалась немолодая женщина с растерянными глазами. «Съезди к сестре», — сказал сын. Но что-то подсказывало: обратной дороги уже не будет.
Реальная история: от кухни к незнакомой коммуналке
— Люда? Ты чего в такую рань?
Сестра стояла на пороге в измятом халате, сонно моргая. Кружка с недопитым кофе в руке, запах сигарет в волосах.
— Десять утра. — Людмила переступила с ноги на ногу в тесном тамбуре. Сумка оттягивала плечо. — Ты сказала, приезжай когда удобно.
Лариса посторонилась. От неё тянуло чем-то сладким — не то духи, не то вчерашнее вино.
— Думала, ты к вечеру. Проходи. Только у нас тут… не хоромы.
Квартирка оказалась крошечной. Коридор упирался в комнату. Из неё еще одна. Малюсенькая. По бокам — санузел и узкая кухонька с колченогим столом. На плите чайник с отбитой эмалью, будто символ этого места.
Людмила поставила сумку у стены.
— Я ненадолго. Пару дней, максимум неделю.
— Главное, не зависай. — Лариса отхлебнула из кружки. — У меня тут личная жизнь.
Людмила моргнула. Сестре пятьдесят два. Казалось, она давно живёт одна. А тут, оказывается…
— Отношения серьёзные. — Лариса прошла на кухню, кивнула на стул. — Садись. Чай нужен?
Людмила покачала головой. Виски сдавило от усталости.
— Твой… друг здесь живёт?
— Женя? Как карта ляжет. — Лариса поставила чашку в раковину, заполненную грязной посудой. — Иногда остаётся. Тебе он точно не обрадуется.
— Почему?
— Он молодой. Ему все эти… — Лариса обвела рукой пространство, а затем кивнула на Людмилу, — не интересны.
«Все эти» — это она, Людмила. Второе напоминание за неделю: она стала невидимкой. У сына — молодая жена. У сестры — молодой друг.
— Где буду спать?
Лариса неопределённо махнула в сторону комнаты.
— Диван там. Разберёшься.
Шаркая, она удалилась в ванную. Людмила осталась в тесной кухоньке. Над столом висел старый календарь и пожелтевшая вырезка из журнала: «Как разжечь угасшую любовь».
Ваши права: как сохранить имущество и деньги
В комнате обнаружился продавленный диван, заваленный одеждой. На полу пустые бутылки, женские туфли вперемешку с мужскими кроссовками. Телевизор на тумбочке, пыльные шторы.
Людмила присела на краешек дивана. Сергей отвёз её рано утром. Поцеловал в щёку, сунул деньги: «Только не волнуйся. Скоро всё устаканится».
Устаканится. Как будто сломалась какая-то вещь, а не её выставили из собственного дома.
Входная дверь хлопнула. Людмила вздрогнула. Послышались тяжёлые шаги, низкий голос:
— Ларка, ты чего не отвечаешь?
— В ванной! — отозвалась сестра. — Моя сестра приехала, не пугайся.
На пороге возник высокий мужчина лет тридцати пяти. Подтянутый, гладко выбритый, с запахом дорогого парфюма. Окинул Людмилу цепким взглядом.
— Привет, тётя. Я Женя.
— Людмила. — Она машинально одёрнула кофту.
— Лариса сказала, вас из дома попросили. — Он усмехнулся. — Сынок постарался?
— Я… решила немного погостить. У сестры.
Женя прислонился к косяку. В глазах плясали смешинки.
— Ага. Не спорю. — Он подмигнул. — Главное, без затяжек. У нас свой… режим.
Из ванной появилась Лариса — в том же халате, но с подведёнными глазами.
— Женька! Не доставай человека.
Он притянул её к себе, поцеловал, не стесняясь Людмилы.
— Объясняю правила дома, и всё.
Правила. Людмила вдруг осознала: она здесь чужая. Непрошеная. Лишняя.
Вечером они пили. Лариса и Женя — красное вино, уже вторую бутылку. Людмила — чай из щербатой чашки. Они обсуждали клубы, общих знакомых, планы на пятницу. Изредка Лариса бросала сестре:
— А ты как, Люд? Не тоскливо с нами?
Тоскливо? Людмиле было жутко. Будто провалилась в параллельный мир, где ей нет места.
Женя вышел курить на балкон. Лариса долила себе вина.
— Этот твой… Серёжка. Он что, правда тебя выставил?
— Нет. — Людмила покачала головой. — Им нужно побыть семьёй.
— А ты кто? — Лариса фыркнула, опрокинула бокал. — Вечно ты такая, Людка. Всем потакаешь. Муж сел на шею, теперь сын.
— Петя болел. А Серёжа…
— Серёжа забрал твою квартиру и выставил за дверь. — Лариса сузила глаза. — А ты и рада.
Людмила опустила взгляд. Стол в крошках, липкие пятна. Она инстинктивно потянулась за тряпкой.
— Брось. — Лариса перехватила её руку. — Тут не пансионат для престарелых.
С балкона вернулся Женя, обнял Ларису, что-то шепнул. Она захихикала, поднялась.
— Спать идём. Ты устраивайся. Подушку найдёшь?
Людмила кивнула. Когда они ушли, она долго сидела, вслушиваясь в вечернюю тишину. За стеной негромкие голоса, смешки. Затем музыка. Потом…
Она тихо прошла в комнату. Расправила диван, постелила. Достала ночную рубашку и маленькое фото — они с Петей, ещё молодые, счастливые.
Из-за стены донёсся женский вскрик, потом мужской смех. Людмила накрыла уши подушкой.
В полудрёме мелькнула мысль: «Я здесь как в плохой гостинице. Без уважения и правил».
И следом, горьким комком: «Серёжа, куда же ты меня отправил? И зачем?»
За тонкой стеной Женя что-то сказал сестре, та рассмеялась. И это был смех человека, который точно знает: утром Людмила исчезнет из их жизни. Просто должна исчезнуть.
Лестница без перил
Людмила проснулась от шороха. За окном ещё темно. Часы на телефоне показывали три ночи. Шёпот из кухни — приглушённый, но отчётливый.
— Она не тупая, рано или поздно начнёт задавать вопросы. — Мужской голос, Женин.
Звякнули чашки, что-то стукнуло о стол.
— Ты не парься. — Лариса говорила тише, но злее. — Людка терпила с детства. Всегда такой была.
— А если начнёт копать? Увидит что-нибудь?
— Ничего она не увидит. Завтра позвоню её сыночку, скажу, пусть забирает мамашу. Мне своих проблем хватает.
Женя хмыкнул:
— Надо её двигать. Иначе сами влетим.
Людмила лежала, боясь пошевелиться. Сердце колотилось где-то в горле. В чём они там замешаны? Что прячут? И куда её «двигать»?
На кухне зашуршали, потом стукнула дверь ванной. Людмила перевернулась на бок, сделала вид, что спит. Досчитала до ста. Потом до двухсот. Сон не шёл.
Утро встретило низкими облаками и моросящим дождём. Лариса спала. Жени уже не было — ушёл рано, хлопнув дверью. Людмила тихо оделась, нашла в сумке зонтик.
На улице промозгло и серо. Людмила бесцельно побрела вдоль домов. Асфальт в трещинах, лужи, облезлые скамейки. Район старый, неухоженный. Она никогда не была здесь раньше. Не знала, как живёт сестра. А сестра, оказывается, вот как.
Дождь усилился. Людмила присела на лавку у подъезда, под козырьком. Рядом пристроился худой старик в потёртой куртке. Достал «Беломор», закурил, искоса глянул:
— Выкинули?
Людмила вздрогнула, повернулась к нему:
— Простите?
— Говорю, из дома выкинули? — Он выпустил дым. — Вижу по глазам — выкинули. У нас это модно стало.
— Я… у сестры гощу.
— У сестры. — Старик покивал. — Это хорошо, когда есть куда пойти. А то ведь как бывает… — Он помолчал. — Сначала ты для них мама. Потом жилплощадь. Потом «отдохни».
Людмила стиснула ручку зонта. Дождевые капли стучали по нейлону.
— Я сама решила уехать. На время.
— На время. — Старик усмехнулся. — Они все так говорят. «Мама, поживи пока у тёти Клавы. Мама, тебе будет полезно сменить обстановку». А потом — бац, и квартира уже не твоя.
— Я сама её… переписала. — Голос дрогнул. — На сына.
— Ну вот. — Он кивнул, как будто всё сразу понял. — Тогда точно выкинули. Зачем им теперь напрягаться? Дело сделано.
Старик докурил, щелчком отправил окурок в лужу.
— Знаешь, дочка, что самое обидное? Не то, что тебя выставили. А то, что ты до последнего будешь их оправдывать. Детей своих. А они тебя даже не навестят. Некогда им.
Он поднялся, кряхтя.
— Ты извини, если обидел. Просто я уже насмотрелся. Третий год на этой лавке сижу.
Старик ушёл, а Людмила осталась. Сидела, глядя на серые дома, на блёклое небо, на прохожих с опущенными головами. Внутри что-то медленно переворачивалось. И странно — не страх это был. Не обида даже.
Злость.
Густая, вязкая злость на себя. На свою слепоту и доверчивость. На готовность всегда уступать, отодвигаться, быть удобной. Даже когда тебя стирают из собственной жизни.
Петя часто говорил ей: «Людочка, ты слишком добрая. Тебя любой обведёт». Она отмахивалась. А вот теперь…
К подъезду подкатил чёрный джип с тонированными стёклами. Из него выпрыгнул Женя — в кожаной куртке, с пакетом в руках. Заметил Людмилу, притормозил.
— А, тётя. Гуляешь?
— Дышу воздухом.
— Дыши-дыши. — Он ухмыльнулся. — Только к обеду не возвращайся. У нас дела.
И нырнул в подъезд. Людмила посмотрела на джип, на дорогие колёса, на грязные брызги по бокам. «Тренер по фитнесу», так сказала Лариса. Ну-ну.
Она встала, отряхнула пальто. Что-то творилось в квартире сестры. Что-то нехорошее, тёмное. И её втягивали. Не специально — просто по инерции. Как и сын втянул в эту историю с «отдыхом».
Людмила побрела по улице. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Серёжи:
«Мам, как ты там? Не скучаешь? У нас всё отлично. Мишка передаёт привет».
Она смотрела на экран, на эти небрежные строчки. Даже не позвонил. Отделался дежурными фразами. Как будто выполнил обязательство — отметился, и хватит.
Неожиданно для себя Людмила удалила сообщение. Не ответила. Впервые в жизни.
Рядом оказалось маленькое кафе. Простенькое, с запотевшими окнами. Людмила зашла, заказала чай. Села в углу, сняла мокрый плащ.
Сын отправил её к сестре, с которой они не общались годами. Сестра живёт с подозрительным типом, который не похож на фитнес-тренера. А она, Людмила, сидит между ними — чужая, ненужная, со своим старым чайником.
— Ваш чай. — Официантка поставила перед ней чашку. — Может, булочку? У нас свежие.
Людмила покачала головой. Аппетита не было. Зато впервые за много дней появилась ясность.
Договор дарения vs. судебное обжалование
Она достала телефон, открыла браузер. Набрала: «Снять комнату недорого». Потом подумала и добавила «для пенсионерки».
Результаты не обнадёживали. Но выбора не было. Она должна уйти от сестры. И не возвращаться к сыну.
Людмила отхлебнула чай. Он был горячим и крепким. Как-то внезапно она поняла: пора вспомнить, что у неё есть не только сын и внук. Есть ещё она сама.
Когда она вышла из кафе, дождь прекратился. В рваных облаках проглядывало солнце. Людмила расправила плечи и пошла вперёд — впервые не зная, куда идёт. И странным образом это ощущение неизвестности не пугало.
Оно освобождало.
Объявление на холодильнике
— Я сняла комнату. Завтра съезжаю.
Людмила произнесла это спокойно, без вызова. Просто поставила перед фактом. Лариса застыла с вилкой у рта, макароны повисли в воздухе.
— Что значит сняла? Где?
— На Северном. Пятнадцать минут на автобусе.
Лариса отложила вилку, переглянулась с Женей. Тот равнодушно пожал плечами.
— Ты в своём уме? На какие деньги снимать? Твоя пенсия — слёзы.
— А твоя, смотрю, не слёзы. — Людмила кивнула на новый смартфон сестры. — Или это всё Женины заслуги?
Лариса прищурилась:
— На что намекаешь?
— Ни на что. Просто съезжаю. Вам же удобнее будет.
Женя жевал, переводя взгляд с одной сестры на другую. В его глазах промелькнуло что-то похожее на уважение.
— Подожди, а ты не боишься? — Лариса постучала пальцем по виску. — Одна, к чужим людям. Вдруг обманут?
— Обманут? — Людмила невесело усмехнулась. — И что заберут? Мой старый чайник? Или пенсию, которую ты назвала слезами?
В прихожей звякнул звонок. Женя вскочил, бросил Ларисе: «Не открывай!» Приник к глазку, выдохнул.
— Это к нам. — Он обернулся к Людмиле. — Ты иди к себе. Нам поговорить надо… по работе.
— По какой работе?
— По нашей. — Он открыл дверь.
На пороге женщина в потёртом пуховике. За её спиной — девочка-подросток с рюкзаком.
— Здравствуйте. Это вы комнату сдаёте?
Женя замер. Лариса подскочила, оттеснила его:
— Какую комнату? Мы ничего не сдаём.
— Но в объявлении…
— Нет никакого объявления! Идите отсюда!
Женя захлопнул дверь. Повернулся к Людмиле:
— Это твоих рук дело? Ты дала объявление?
— Нет. — Она покачала головой. — Я же сказала, еду на Северный.
Он буравил её взглядом, пытаясь разглядеть правду.
— Почему тогда они пришли?
— Откуда мне знать? — Людмила пожала плечами. — Может, адрес перепутали.
Лариса нервно закурила прямо на кухне, хотя обычно выходила на балкон.
— Так, Людка. Ты давай, собирайся. И чтоб завтра тебя тут не было.
— Я и не планировала задерживаться.
Людмила вернулась в комнату, достала сумку. Внутри разливалась странная лёгкость. Словно она наконец решилась на что-то важное.
Куда пойти жить: поиск доступного жилья после 60
Она аккуратно сложила вещи, поставила сверху чайник. Задержала взгляд на фото с Петей. Там они молодые, счастливые. Его глаза смеются, а она прижимается к нему, доверчиво.
«Что бы ты сказал, Петенька? Что надо было квартиру держать? Или пора начать жить для себя?»
Из кухни доносились приглушённые голоса. Лариса шипела, Женя огрызался. Кажется, они всерьёз решили, что это она навела на них каких-то людей. Пусть думают что хотят.
Людмила села, достала телефон. Открыла сообщения от сына. С момента отъезда — всего два. Одно про то, как им хорошо, второе — формальное «как дела».
Она начала печатать:
«Сынок, я сняла комнату. Не волнуйся за меня, у меня всё хорошо. Документы на квартиру у меня в копиях, оригиналы в банке. Так что всё законно. Не нужно больше писать мне про то, как вам хорошо. Я рада за вас. Правда рада. Но у меня теперь своя жизнь».
Палец завис над кнопкой «отправить». Она перечитала. Стёрла. Написала заново:
«Ты думал, я буду вечно ждать? Копии документов у меня. Но главное — у меня есть память. И силы. Больше, чем ты думаешь».
Отправила. Телефон тренькнул — сообщение ушло.
Серёжа не ответил ни через минуту, ни через пять. Людмила не ждала. Она знала сына — сначала он разозлится, потом начнёт оправдываться, потом перейдёт в нападение. Но ей уже всё равно.
Утром она встала рано. Собрала постель, сложила покрывало. На холодильнике оставила записку:
Шаги к новой жизни после 60
«Лариса, прости за беспокойство. Я уехала к Тамаре Сергеевне на Северный. Если будут вопросы — вот телефон. Спасибо за приют».
Женя спал в комнате сестры. Лариса на кухне — голова на столе, рядом пустая бутылка. Людмила тихо вышла, прикрыла дверь.
На улице свежо и ясно. Первый по-настоящему тёплый день за неделю. Людмила остановила такси — впервые разорилась на такую роскошь.
— Куда едем? — Водитель, лысоватый мужчина с прокуренными усами, улыбнулся.
— На Северный. Улица Гагарина, 23.
— Переезжаете?
— Да. — Она улыбнулась. — Начинаю новую жизнь.
Водитель хмыкнул, покосился в зеркало:
— В вашем возрасте? Не поздновато?
Людмила посмотрела в окно. Мимо проплывали дома, деревья, спешащие люди.
— Знаете, мне кажется, никогда не поздно.
Телефон завибрировал. Сообщение от Серёжи:
«Мам, ты о чём? Какие копии? Что за бред? Может, тебя эта Ларка накрутила? Возвращайся домой, мы всё обсудим».
Людмила усмехнулась, покачала головой. Сунула телефон обратно.
— Не отвечаете? — поинтересовался водитель.
— Нет. Это прошлое. А я еду в будущее.
Она сама удивилась своим словам. Но они казались правильными. Впереди неизвестность — чужая комната, незнакомая хозяйка, новый район. Но странным образом это пугало меньше, чем вернуться к сыну — и снова стать пустым местом.
Такси свернуло на широкий проспект. Показались многоэтажки Северного — серые, одинаковые, но в весеннем солнце они выглядели почти приветливо.
«Справлюсь, — подумала Людмила. — В конце концов, мне всего пятьдесят девять. Это не финал. Это только начало».
А телефон в кармане снова завибрировал. Серёжа звонил, но она решила не отвечать. Пока не готова. Впервые она подумала: «А что, если я больше никогда не отвечу?» И от этой мысли стало не страшно, а свободно.
У вас тут чайник сломан
Дом встретил облупленными стенами и подъездом с кошачьими следами. Людмила поднялась на третий этаж без лифта, перевела дух и нажала кнопку квартиры номер 47.
Дверь распахнулась, являя женщину в ярком домашнем халате. Рыжеватые волосы, очки в массивной оправе, живой взгляд.
— Людмила? Заходите, я Тамара Сергеевна.
Квартирка оказалась компактной, но опрятной. В прихожей стопка свежих газет, на вешалке аккуратное пальто. В воздухе витал аромат домашней выпечки.
— Вот ваша комната. — Хозяйка распахнула дверь. — Маленькая, зато тихая. Окна во двор, машины не гудят.
Комнатка напоминала шкатулку — узкая кровать, старый шкаф, столик у окна. На стене — календарь с котёнком, висящий чуть криво. После Ларисиного дивана с пятнами это казалось райским уголком.
Людмила опустила сумку. — Можно обустраиваться?
— Располагайтесь. — Тамара Сергеевна кивнула. — Ванная там, кухня общая. Завтраки каждый сам себе, но чайник всегда горячий.
Когда дверь закрылась, Людмила присела на кровать. Пружины отозвались мелодичным скрипом. Она оглядела своё новое пристанище — простенький коврик, занавески в мелкий цветочек, прикроватная тумбочка. Ничего особенного, но почему-то здесь легче дышалось.
Телефон надрывался весь день. Сын, потом сестра, снова сын. Людмила не отвечала. Только раз взяла трубку — Лариса кричала, что Серёжа места себе не находит, что они обыскались.
— Я оставила записку. — Людмила говорила ровно. — Всё там указано.
— Какую записку? Ничего нет!
— На холодильнике, под магнитом.
— Врёшь ты всё! Ты что задумала?
Людмила усмехнулась про себя:
— Может, кто-то снял. Неважно.
— Ты серьёзно к каким-то чужакам переехала?
— Да.
— Чтобы насолить? Сына напугать?
— Нет, Лариса. Чтобы жить своей жизнью.
Сестра помолчала, затем хмыкнула:
— Вечно ты с выкрутасами. Ладно, говори адрес, Серёжка заберёт тебя.
— Не нужно. — Людмила прикрыла глаза. — Я сама решу, когда с ним увидеться.
— Он даже квартиру вернёт! Уже обещал.
— Дело не в квартире.
— А в чём?
— В уважении. Я человек, а не вещь, которую переставляют, когда мешает.
Лариса затихла. Потом бросила:
— Дурость всё это, Людка. Вернись.
Вечером на кухне пахло травяным чаем. Тамара Сергеевна колдовала над заварником. Людмила вошла со своим чайником в руках.
— У вас тут чайник сломан. — Она указала на электрический с отколотым носиком. — У меня свой есть.
Хозяйка окинула взглядом эмалированный чайник с синими цветами.
— Настоящий раритет. Сейчас таких не найти.
— Петя подарил. — Людмила погладила гладкий бок. — Муж мой. Сказал: «Будет тебе память».
— А его сейчас нет?
— Три месяца как.
Заключение: не теряйте надежду
Тамара Сергеевна понимающе кивнула. Не стала лезть с утешениями, просто поставила две чашки.
— Дети есть?
— Сын. — Людмила замялась. — Мы сейчас… не в ладах.
— Поэтому и переехали?
— И поэтому тоже.
Они сидели у окна, отражаясь в ночном стекле. Из соседней квартиры доносился приглушённый телевизор. Где-то хлопнула дверь.
— У меня сын был. — Тамара Сергеевна нарушила тишину. — В Москву перебрался давно. Первое время писал часто. Потом всё реже. Теперь только с праздниками поздравляет.
Она отхлебнула чай, посмотрела куда-то сквозь стену.
— Раньше всё ждала — вот навестит, вот позвонит. А потом дошло: жизнь одна. И она не чья-то — моя.
Людмила замерла. Эта простая мысль прозвучала как откровение. Жизнь одна. И она принадлежит ей самой.
— А почему комнату сдаёте? — спросила она.
Тамара Сергеевна пожала плечами:
— Пенсии не хватает. И одной тоскливо. Лучше с хорошим человеком, чем с пустыми стенами.
— А если я задержусь? Надолго?
— Живите сколько нужно. — Тамара Сергеевна улыбнулась. — С вами мне спокойно.
Вечером Людмила разобрала вещи. Развесила в шкаф немного одежды. Поставила на тумбочку фотографию с Петей. На подоконник — свой чайник.
Телефон снова запел. На этот раз она ответила.
— Мам, где ты пропадаешь? — Серёжин голос дрожал. — Что случилось?
— Ничего особенного. Я сняла комнату.
— Зачем? У тебя есть дом! Вернись.
— Это не дом, Серёжа. Это квартира, которую я тебе отдала. А теперь у меня будет свой угол.
— Ты обиделась? Из-за того, что я попросил пожить у Ларисы?
— Нет. Не обиделась. — Людмила смотрела на тёмные деревья за окном. — Просто осознала важную вещь.
— Какую?
— Что никто не вправе решать за меня, где и как мне жить. Даже ты.
Серёжа молчал. Потом сказал тихо:
— Мы не гнали тебя. Просто хотели немного пространства. Ты ведь сама говорила — тебе ничего не нужно.
— Ошибалась. — Людмила улыбнулась в трубку. — Мне многое нужно.
— Но, мам…
— Не тревожься. Я в порядке. Когда буду готова, мы увидимся. Просто дай мне время.
Она отключилась, не дослушав. Странно — внутри не было ни боли, ни страха, ни тоски. Только умиротворение, будто она наконец совершила то, что откладывала годами.
Любопытство. Ожидание завтрашнего дня.
***
***
