— Мы не можем попасть на дачу! — визжала в трубке свекровь, и её пронзительный голос буквально звенел в ушах, будто кто-то царапал стекло ножом. — Ведьма! Ты что, замки поменяла?
Я сидела на веранде, укутавшись в тёплый плед, и обнимала ладонями кружку ароматного кофе. Берёзы за спиной шептались листвой, воздух был пропитан запахом свежескошенной травы. И впервые за много лет — тишина. Не натянутая, не тревожная, а настоящая. Без обвинений, без упрёков и вечного «почему ты всё делаешь не так».
— Да, сменила, — ответила я спокойно. — После вашего последнего «отдыха», когда мой дом превратился в свинарник.
— Как ты посмела? Это же наша дача! — визгнула она. — Мы сюда всей семьёй ездили!
— Ваша? — Я отхлебнула кофе, смакуя его горечь. — Странно. В документах на собственность указано моё имя. Только моё. Бабушка оставила её мне по завещанию.
На том конце повисла мертвая тишина. Я даже представила, как она прикрыла трубку ладонью, зашипела что-то мужу — моему бывшему, хотя официально развод ещё не оформлен. Через минуту в трубке раздался его голос:
— Ты серьёзно? Мама в истерике! Ты хоть понимаешь, что творишь?
— Понимаю, — ответила я. — Я просто наконец начала понимать, что мне нужно.
Это не случилось внезапно. Всё началось, как обычно, с безобидного звонка: «Ань, мы только на денёк приедем — поможем, приберёмся». Но помощь оборачивалась нашествием. Вместо дня — неделя, вместо поддержки — хаос.
Сначала она придиралась к мелочам. «Почему в холодильнике нет сметаны? Ты что, больна?» Потом находила недостатки во всём: бельё не идеально выглажено, шторы не того цвета, еда «невкусная». А потом начали появляться гости — её подруги, «просто на чай». Они садились на мою веранду, пили мой чай и обсуждали, какая я «холодная и неблагодарная».
Потом приехали дети — не наши, а внучки и племянники свекрови, которые «так скучали по природе». Они бегали, ломали, пачкали, и уезжали, оставив после себя мусор, пятна от варенья и ворох чужих игрушек.
Муж всё это время молчал. Его любимая фраза — «Ну не сердись, это же мама» — со временем превратилась в оправдание для всего.
Я долго терпела. Пока однажды не наступил предел.
Они заявились в пятницу вечером, как обычно — без предупреждения. На этот раз с «гостями»: тётей Зиной, двумя подростками и лабрадором Бароном, которого «некому было оставить».
— Мы на пару дней! — бодро сказала свекровь, волоча чемоданы. — Просто отдохнём от города!
За два дня они превратили дом в руины. Кухня залита водой после «шуточек» подростков, диван разодран собакой, разбита ваза от мамы, еда сметена подчистую, в ванной — гора мокрых полотенец. Я молча ходила по дому, собирая осколки. А когда утром в воскресенье свекровь завизжала, что кто-то «украл её тапочки», я просто заварила себе кофе и поняла — всё, хватит.
Когда они уехали, я не плакала. Я села за стол и записала всё, что больше не допущу.
Что я больше не позволю:
— Нарушать мои границы.
— Являться без приглашения.
— Оставлять беспорядок.
— Унижать под видом заботы.
— И слышать от мужа: «Не обижай маму».
На следующий день я вызвала мастера и сменила все замки. Потом написала в семейный чат:
«Дача закрыта. Провожу ремонт. Спасибо за понимание».
Ответ прилетел почти мгновенно:
«Какой ещё ремонт? Мы же только уехали!»
Я промолчала.
Теперь, сидя на веранде и грея ладони о кружку, я слушала, как бывший муж уговаривает меня по телефону «не устраивать цирк».
— Мама переживает, ей нужен свежий воздух…
— Воздух есть в парке, — ответила я. — А мой дом — это не санаторий.
Он тяжело вздохнул:
— Ты стала жестокой.
— Нет, — сказала я тихо. — Я просто перестала врать себе.
Он замолчал, потом спросил:
— А если я приеду один?
Я посмотрела на свой двор — на цветы, грядки, качели, сделанные с дочкой.
— Тогда дверь будет открыта, — ответила я. — Но только если ты войдёшь без претензий и с уважением.
Через неделю приехала мама. С электрички, с корзинкой и букетом ромашек. Увидев новые замки, только усмехнулась:
— Ну наконец-то?
— Да, — кивнула я.
Мы пили чай на веранде, болтали, смеялись. Мама рассказывала новости из деревни, а я ловила себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую покой.
Прошло две недели. Свекровь звонила, кричала, плакала, потом молчала. Муж тоже исчез. А я жила. Настояще. Работала в саду, читала книги, готовила пироги. Иногда приезжала дочка — и мы вместе пекли, гуляли, купались в реке.
Однажды вечером я сидела на крыльце, смотрела, как садится солнце. Мир был тихим, ровным, тёплым. Я чувствовала себя целой. Не идеальной — просто собой.
И когда на дорожке показалась знакомая фигура, я не испугалась. Он подошёл к калитке, опустив голову.
— Можно войти? — спросил он.
— Только если оставишь всё старое за забором, — ответила я.
Он кивнул.
— Хорошо.
Теперь прошло полгода. Мы не развелись, но и не живём вместе. Свекровь звонит редко и, удивительно, даже говорит «спасибо». Муж приезжает иногда, помогает по мелочам, говорит спокойно. Без упрёков.
А я каждое утро выхожу на веранду с чашкой кофе и улыбаюсь. Потому что теперь этот дом — мой. И не только по документам. Потому что дом — это там, где тебя уважают. Где ты можешь быть собой. И где никто больше не кричит: «Эта ведьма сменила замки!»
Ведь если ведьма — это женщина, которая наконец-то вернула себе право на спокойствие, то, пожалуй, я и правда ведьма.
